Российский Фонд фундаментальных исследований Русская христианская гуманитарная академия
Сайт выполнен в рамках проекта РФФИ 18-011-90002
Достоевский: pro et contra
Систематизация источников и анализ ключевых подходов
к осмыслению Достоевского в отечественной культуре.
Мифологизм

Мифологизм — сюжетно-мотивационное конструирование художественной реальности по образцу мифологического стереотипа. В отличие от фольклоризма (который выражается в цитации фольклорного текста, прямом переносе или стилизации речевой и жанровой фактуры источника, его этнографических реалий) и историзма (конкретные эстетические и мировоззренческие позиции), мифологизм предполагает отношение к мифам как к готовым символическим ситуациям, мотивам и героям. Миф при этом понимается в виде изначальной (исторически безначальной) фабулы, имеющей общечеловеческую ценность. В широком смысле миф как ядерная художественная структура включает в себя и религиозные идеологические комплексы; в ином значении термина («авторский миф») сам текст порождает специальную мифологию (так, говорят о «петербургском мифе» у Достоевского), родственную символу со случайным значением. Как художник идеи, Достоевский объективно нуждался в создании такого типа художественной образности, в котором «сняты» логические противоречия между вечным и историческим (идеей и характером); им и становится «миф» — модель вечного события, вписанная в актуальный контекст современного. Так, судьба князя Мышкина — это вольная переработка мифа о крестном пути, в ее фабулу вплетены те эпизоды Евангелия, в которых Христос раскрыт в человеческой своей ипостаси. Такова ситуация Гефсиманского сада, трижды отмеченная прямым образом (8; 21) и путем намека (8; 256, 286—287). «Князь Христос» (9; 246) отчетливо осознает свою обреченность быть этому миру и этим людям искупительной жертвой. Явного мессианизма нет в его поведении, но добровольный крест высокого сострадания нудит его к жертвенной самоотдаче и открыто трагическому принятию неотменяемого удела: «Он предчувствовал, что <...> непременно втянется в этот мир безвозвратно, и этот же мир и выпадет ему впредь на долю» (8; 256). Получая в долю «этот же мир», Мышкин, по замыслу Достоевского, лишает себя той трансцендентной надежды, на которую мог еще уповать Христос Евангелия (Мф., 26, 39). С переводом «мифа» в «историю» кардинальные ценностные параметры бытия могут менять знак на противоположный — и тогда «невинность» Мышкина (9; 239) обращается в трагическую вину, предзнание им событий — в их роковую необратимость, детскость — в идиотизм, умное делание добра — в «нашептывание его демона» (8; 193). В «Преступлении и наказании» актуализирована мифология золотого века; в черновиках дан ее деистический вариант (13; 378—379, 17; 152—153); в «Сне смешного человека» развита философия истории как процесс утраты первых заветов и как непрерывное грехопадение избыточно прекрасных детей первоначального человечества. В «Легенде о Великом инквизиторе» создана своего рода «мифология истории»: дана картина социально организованного Зла как результат подмены чуда, тайны и авторитета обманом, тиранией и авантюрой. По мысли автора, драма искушения непрерывно воспроизводится в истории; люди вечно предстоят выбору: хлеб и (или) духовность, эгоизм и (или) любовь.

Достоевский создал авторский миф о преступном состоянии мира, в котором «миф» развернут непредсказуемыми альтернативами. «Идиот» и «Преступление и наказание» — романы криминальных завершений готовых идей: первый начат пришествием «князя Христа» и завершен преступлением, второй начат преступлением и выведен за пределы исторического времени в мифологии «Авраама и стад его» (герой предстоит началу времен, «до-истории»). В общности трагических судеб Раскольникова и Мышкина есть своя ирония: они оба разомкнуты в дурные бесконечности, — в бесконечность многократно умножаемого Зла и в бесконечность идеального благовозрастания. И там и там внутренняя мотивация поступка приходит в резкое противоречие с общежизненной событийной причинностью («ангельское» в Мышкине выводит его за круг бытия, как преступное в Раскольникове — за круг социума; Голгофа первого не завершается воскресением, второй уже на каторге «воскрес» — 6; 421).

У Достоевского миф, опрокинутый в историю, придает живой жизни умение органически-внутреннего самоосмысления: жизнь «думает» событиями и ситуациями. Миф — метатекст истории, но история всегда больше мифа, потому что всегда нова. Измерениями качественности жизни у Достоевского становятся «простота» (13; 178) и «фантастичность» (23; 144—145, 190): это «метод» и «язык» самой жизни, которая за внешней простотой самого диковинного сочетания фактов таит простоту и ясность почвенного самостоянья. Как в космосе истории человеку дан приоритет сознавания и ценностного суждения («Человек есть воплощенное Слово. Он явился, чтобы сознать и сказать» — 15; 205), так в романной действительности «Братьев Карамазовых» повествователь или герой-идеолог решаются на самые рискованные метаисторические восхождения, чтобы с высот мифа («Легенда о Великом инквизиторе») или риторического обобщения действительности (речи в суде, монологи Зосимы) предъявить миру свое несогласие с его устройством, «вернуть билет» Творцу, высказать гипотезу о будущем.

Исупов К.Г.


Прим.: Все цитаты из произведений достоевского и ссылки на его тесты даны по изданию: Ф. М. Достоевский. Полное собрание сочинений: В 30 т. Л.: Наука, 1972-1990. При ссылке на письма Достоевского, кроме номера тома, отмечен еще номер книги, например, 281; 63 означает: Достоевский Ф. М. Полное собрание сочинений. Т. 28. Кн. 1. С. 63.



Скачать
Свобода художественного творчества

Свобода художественного творчества

Созина Е. К.
Публикация
Правда

Правда

Захаров В. Н. Щенников Г. К. Чирсков Ф. Б.
Публикация
Автобиографизм

Автобиографизм

Загидуллина М. В. Назиров Р. Г. Беловолов Г. В.
Публикация
Юродство

Юродство

Исупов К. Г. Алексеев А. А. Иванов В. В. Есаулов И. А.
Публикация
Новости 1 - 4 из 26
Начало | Пред. | 1 2 3 4 5 | След. | Конец Все