Российский Фонд фундаментальных исследований Русская христианская гуманитарная академия
Сайт выполнен в рамках проекта РФФИ 18-011-90002
Достоевский: pro et contra
Систематизация источников и анализ ключевых подходов
к осмыслению Достоевского в отечественной культуре.
Красота

Красота — одна из универсальных форм бытия материального мира в человеческом сознании, раскрывающая эстетический смысл явлений, их внешние и внутренние качества, которые вызывают удовольствие, наслаждение, моральное удовлетворение (Эстетика. Словарь. М., 1985), «есть конкретность воплощенной положительной духовности в пространственных и временных формах» (Лосский Н.О. Достоевский и его христианское миропонимание // Лосский Н.О. Бог и мировое зло. М., 1994. С. 127). Красота — центральное понятие эстетики Достоевского, важнейшее в его мировоззрении в целом. Красота, как считает Достоевский, «есть необходимая потребность организма человеческого» (т.е. человека как целого, а не только духовного существа), «без нее человек, может быть, не захотел бы и жить на свете» (18; 94). Поэтому «искусство есть такая же потребность для человека, как есть и пить». Особенно же потребность в красоте развивается «наиболее тогда, когда человек в разладе с действительностью, в негармонии, в борьбе, т.е. когда он наиболее живет, потому что человек наиболее живет именно в то время, когда чего-нибудь ищет и добивается; тогда в нем появляется наиболее естественное желание всего гармонического, спокойствия, а в красоте есть гармония и спокойствие» (18; 94 — курсив Достоевского. — Прим. ред.). Красота связана с жаждой жизни и тоской по идеалу; она, по Достоевскому, как бы «вектор» общественно-нравственных поисков. Исходя из такого понимания красоты, Достоевский выступает против утилитаристов, отрицающих красоту как бесполезное, и утверждает, что «красота всегда полезна» (18; 95), поэтому и «Искусство всегда современно и действительно, никогда не существовало иначе, и, главное, не может иначе существовать» (18; 98 — курсив Достоевского. — Прим. ред.). Красота имеет, по Достоевскому, не только эстетический, но и нравственный смысл: возражая все тем же утилитаристам, Достоевский пишет: «Трудно измерить всю массу пользы, принесенную и до сих пор приносимую всему человечеству, напр., "Илиадой" или Аполлоном Бельведерским, вещами, по-видимому, совершенно в наше время не нужными.» (18; 77—78). Однако, — рассуждает Достоевский, если тот или иной юноша полюбовался прекрасной статуей, а потом, спустя 20–30 лет, — проявил себя положительно в том или ином великом событии, то кто знает? — «может быть, в массе причин, заставивших его поступить так, а не этак, заключалось, бессознательно для него, и впечатление Аполлона Бельведерского...» (18; 78). Подобное сильное воздействие оказывает на ряд героев Достоевского картина Клода Лоррена «Асис и Галатея», которую они называют для себя «золотым веком»: как напоминание о Высшем, она беспокоит душу Версилова «метафизической тоской» («Подросток»), как укор преследует Ставрогина («Бесы»), сон о «золотом веке» спасает от самоубийства и дает идею дальнейшей жизни герою «Сна смешного человека». Сила красоты непосредственна — еще одна мысль Достоевского: «Человек жаждет ее, находит и принимает красоту без всяких условий, а так, потому только, что она красота...» (18; 94 — курсив Достоевского. — Прим. ред.). Искусство, в отличие от науки, дает единственный способ достоверного несомненного знания: оно убеждает без всяких доказательств — Достоевский разделяет здесь аналогичную мысль Л. Толстого. Красота привлекает человека на путь добра, не нарушая его свободы. И, наоборот, — некрасивость может быть верным признаком неистинности. Красота — это сила: «Мир спасет красота» (8; 317) — утверждает князь Мышкин. Аделаида Епанчина, глядя на портрет Настасьи Филипповны, восклицает: «Такая красота — сила <...> с этакою красотой можно мир перевернуть!» (8; 69). Однако красота таит в себе трагическую раздвоенность, уходящую своими корнями, по-видимому, во внутреннюю противоречивость человека: в нем Божественное борется с Дьявольским, Аполлоновское с Дионисийским, рациональное — с иррациональным (см. пассажи «подпольного человека» о «хотении», в котором — в отличие от рассудка — проявляется вся «натура человека», и человек «хоть и врет, да живет» — 5; 115). Об этом говорит Дмитрий Карамазов в своем знаменитом монологе: «Красота — это страшная и ужасная вещь! Страшная, потому что неопределимая, а определить нельзя, потому что Бог задал одни загадки. Тут берега сходятся, тут все противоречия вместе живут <...> иной, высший даже сердцем человек и с умом высоким, начинает с идеала Мадонны, а кончает идеалом содомским. Еще страшнее, кто уже с идеалом содомским в душе не отрицает и идеала Мадонны, и горит от него сердце его и воистину, воистину горит, как и в юные беспорочные годы <...> В содоме ли красота? Верь, что в содоме-то она и сидит для огромного большинства людей <...> Ужасно то, что красота есть не только страшная, но и таинственная вещь. Тут дьявол с Богом борется, а поле битвы — сердца людей» (14; 100).

Мосиенко Л.И.


Прим.: Все цитаты из произведений достоевского и ссылки на его тесты даны по изданию: Ф. М. Достоевский. Полное собрание сочинений: В 30 т. Л.: Наука, 1972-1990. При ссылке на письма Достоевского, кроме номера тома, отмечен еще номер книги, например, 281; 63 означает: Достоевский Ф. М. Полное собрание сочинений. Т. 28. Кн. 1. С. 63.


Красивое — согласно трактовке, принятой в эстетике, есть понятие, определяющее красоту внешнего облика предмета и явления. Красивое характеризует только внешнюю, формальную сторону явлений и в этом его отличие от прекрасного: человек может быть прекрасен, но не красив, и наоборот. Красивое есть проявление некоторых закономерностей: симметрии, ритма, пропорции.

Однако у Достоевского — всегда глубокая диалектика внутреннего и внешнего: его взгляд не задерживается долго на внешнем, а сразу идет вглубь, у него не «формоориентированный», а, так сказать, сущностный тип художественного мышления. Даже пейзажи и интерьеры, не говоря уже о портретах героев, не есть простое изображение предметного мира, но его глубинной сущности. Большинство пейзажей и интерьеров Достоевского предельно абстрактны, бедны на информацию об их внешнем виде, чаще всего описывается не как выглядит предмет, а какое впечатление он производит, какой у него «характер». Предметы у Достоевского — это знаки внутреннего мира героев, поэтому мы находим у него «жалкое кресло», «чахоточный коврик» («Подросток»), «скучные ряды неуклюжих кресел», «угрюмые зеркала» («Братья Карамазовы»). Сказанное относится и к пейзажам: «Вечер был осенний, холодный и мрачный» (1; 265), «все смотрело уныло и неприязненно» (1; 267). Там же, где Достоевский берется подробно описывать эмпирическую реальность, у него чаще всего чирикают не конкретные воробьи и кричат грачи, а абстрактные «пташки», растут неопределенные «кусты» и не принадлежащие ни к какому семейству «цветки». Также абстрактны и многие портреты, внешность иных персонажей вообще не изображается. Подробная, эмпирически объективная рисовка предметов и персонажей не характерна для Достоевского (хотя и не исключена полностью). Поэтому можно сказать, что красивого, как такового (как красоты только внешней), у Достоевского нет: красота внешняя при отсутствии красоты душевной у того или иного персонажа сразу же кажется Достоевскому «подозрительной»: например, описав внешность Ставрогина («Бесы»), он тут же отмечает: «...казалось бы, писаный красавец, а в то же время как будто и отвратителен» (10; 37) или о князе Сокольском («Подросток»): «...молодой и красивый офицер <...> прекрасного роста <...> прекрасные темные глаза» (13, 154); тут же: «Странно, он мне и нравился и ужасно не нравился. Было что-то такое, чего бы я и сам не сумел назвать, но что-то отталкивающее» (13; 159). Позиция Достоевского здесь очевидна: неодушевленная красота — по сути, не есть красота, не есть даже вполне красивое, аналогично тому, как жизнь «сатанинских» героев Достоевского (того же Ставрогина) тоже, по сути не есть жизнь, а уже при жизни — небытие.

Чаще всего Достоевский следует за средневековой традицией отождествления красоты тела и красоты души: отрицательные персонажи у него однозначно отталкивающи (например, старый сладострастник Федор Павлович Карамазов), а положительные — князь Мышкин или Алеша Карамазов — имеют красивую внешность. Однако этому Достоевский следует не всегда: конечно же, не красива внешне «хромоножка» Марья Тимофеевна Лебядкина («Бесы»); некрасивость в данном случае как бы подчеркивает трагизм прекрасной полубезумной души.

Достоевский остро чувствует ложь эстетизации безобразного, хотя он и понимает силу этого великого соблазна: зло, светясь не собственным, а отраженным светом божественного мира, может прельстить человека красотою свободы, силы и мощи, казалось бы, присущими злу. Но от этого зло не перестает быть злом, и Достоевский, разоблачая эту ложь, представляет зло не в виде «Сатаны с опаленными крыльями», как это любили романтики, а, следуя своему «фантастическому реализму», в виде безобразных «бесов» или «мелкого черта с насморком, из неудавшихся», а может быть даже, и «с хвостом датской собаки» («Братья Карамазовы»). Некрасивость — намек на неистинность: нередко герои через красоту «опознают» добро, и часто — через некрасивость — зло: переступить через добро, даже через истину иные герои Достоевского могут, но через красоту — не в силах: она есть как бы последнее прибежище Бога в душе человеческой, из которой уже изгнаны добро и истина, она не дает человеку окончательно пасть, она вносит трагический разлад в души «павших», тревожа их «метафизической тоской». Так, Раскольников не может примириться со своим преступлением именно из-за его «некрасивости», хотя и корит себя постоянно: «эстетики испугался!» Неопровержимая логически, его теория оказалась опровергнутой «эстетически». Иван Карамазов принял бы зло в виде прекрасного «сатаны», но швыряет стаканом в явившегося черта, проникаясь постепенно осознанием ложности своей идеи — через видение ее эстетически окарикатуренного образа. Не дает покоя Ставрогину его сон о «золотом веке», но замысел покаяния в совершенном им преступлении не сможет состояться именно из-за некрасивости преступления: «Некрасивость убьет», — говорит старец Тихон (11; 27), сомневаясь в необходимости публичного покаяния, — т.е. вызовет смех и презрение, которых, как предвидит Тихон, не перенесет гордыня Ставрогина.

Мосиенко Л.И.

Прим.: Все цитаты из произведений достоевского и ссылки на его тесты даны по изданию: Ф. М. Достоевский. Полное собрание сочинений: В 30 т. Л.: Наука, 1972-1990. При ссылке на письма Достоевского, кроме номера тома, отмечен еще номер книги, например, 281; 63 означает: Достоевский Ф. М. Полное собрание сочинений. Т. 28. Кн. 1. С. 63





Скачать
Свобода художественного творчества

Свобода художественного творчества

Созина Е. К.
Публикация
Правда

Правда

Захаров В. Н. Щенников Г. К. Чирсков Ф. Б.
Публикация
Автобиографизм

Автобиографизм

Загидуллина М. В. Назиров Р. Г. Беловолов Г. В.
Публикация
Юродство

Юродство

Исупов К. Г. Алексеев А. А. Иванов В. В. Есаулов И. А.
Публикация
Новости 1 - 4 из 26
Начало | Пред. | 1 2 3 4 5 | След. | Конец Все